В отдаленных 80-х пришлось ми быть в Новосибирской сфере, означенной в карте огромным изумрудным пятнышком и записью «Лес».

Вызвал меня, как-то раз, ротный и никак не стыдясь в речениях, отдал приказ брать 2-ух воинов, радиста, орудие и всё то что принято в подобных вариантах уже после чего же растаять в постановление категории геологов, которых надлежало проводить согласно подтвержденному выделиться маршруту. Общесоветский военнослужащий - существо нетребовательная, был б распоряжение: необходимо в недостаток ТРИДЦАТЬ шастать в лыжах согласно тайге - станет, пускай в том числе и с целью сугрева некто целую тайгу в поленья попилит.

В 1-ый ведь период поездки оказалось, то что у геологов знания о геологии завершаются отображением фигуры школьного глобуса. Допустим руководству подобнее: сообщили геологи, означает геологи. Воин ведь согласно кличке Будулай ранее в 2-ой период рассекретил реальную профессию категории - химики, цель каковых существовала составлять проверки вода и атмосферы. Допустим равно как рассекретил: его ведь никак не попросту таким образом наименовали Будулаем. Рома некто и имеется рома, в том числе и шпион, все без исключения точно также рома. Я, к слову, в первый раз в таком случае разузнал, то что и данных конокрадов, как оказалось, в воинство вызывают. Лошадей у нас в доли никак не существовало, а смотри всё прочее существовало и никак не дайте господь оно существовало слабо прикручено. Будулай лямзил всё. Уже какое количество колотили его, развивали, кинематографа относительно темницу демонстрировали, единственный дьявол. Феногенетика. Так как некто, безусловно, и непосредственно никак не располагать сведениями для чего ему данный ящичек ложек, блях либо емкость ружейного масла. Смотри и у химиков, тьфу, геологов некто спёр, тот или иной-в таком случае сверкающую штуковину о чём они долгое время и надсадно печалились. А в войсках ведь отсутствует фразы похитили, имеется только лишь термин проябал. В каждый вариант, я один глазком посмотрел то что далее исчезло, наподобие никак не счётчик гейгера, допустим считаю и хорошо - прочее, то что тело русского бойца никак не переварит, отлично умещается около воинским матрасом.

Про путь и говорить-в таком случае особенно незачем, чтоб ты знал шелести для себя лыжами, безусловно согласно краям посматривай. Один одним словом, всё равно как постоянно: в таком случае стукач с воплем «ух твоя милость, посмотрите шлейф» вытащит с сугроба лисий шлейф, в ином завершении коего как оказалось самостоятельно лиса, очень возмущённая прецедентом ее оборванной ловли из-за мышами, в таком случае геолог просит остановка для того чтобы поменять валеночки и брюки уже после встречи с тигрицей в тропинке, в таком случае кошечка дивая варежку у дремлющего караульщего сопрёт, а в восход вернёт и писульку изнутри данной рукавицы покинет, то что в последующий один раз в неё насрёт. Простые воинские прогулочные повседневности.

Через недельку я сошли в звуковой башня. С целью этих, кто именно никак не работал: астрокомпас функционирует никак не в абсолютно всех участках, а GPS в эти период был только лишь в варианте мох около сосной- посещал в санузел, мхом данным подтёрся, ямку прикопал и одновременно друзьям сообщил в каком месте провинция с полднем. Смотри для того чтобы только лишь в растение, присутствие нехватке небесного светила либо звёзд, никак не рассчитывать и устанавливали звуковые маяки в тропах- данное обыкновенный ерундовый радиоприёмник с магнитной антенной, сосредоточенной в наиболее сильную дальневолновую радиостанцию. Представляя географическую уклон антенны приёмника, просто установить и провинция-зюйд. В нашем случае в башня-в таком случае я сошли конкретно, смотри только лишь непосредственно башня никак не трудился. Оно и очевидно: батареи сдохли уже давно в холоде, а река, в каковой базировалась питающая его генератор-автомобиль, промёрзла вплоть до низа. Данное, безусловно, никак не кашка с топора, однако и никак не ускоритель, по этой причине стукач стремительно сконструировал в столбе ветряная мельница и радиовещание, с целью приличия, немножко откашлявшись, поведало о следующем съезде кого-в таком случае далее с студии радиостанции «Башня», нежели достаточно позабавило совокупляющихся в бревне белочек.

Через двух времен я сошли к нашей миссии - заимке, в каком месте проживал прежний дедушка-монах. Разговора никак не удалось, таким образом равно как дедушка немножко простынул уже после вчерашнего. Очевидно отгонял некто самогонку, несмотря на закону, целую зиму. Польза упаковка у него существовала только лишь один семилитровая бутылка, а в таком случае спился б абсолютно. Подлечив дедушки, я ранее раздумывали следовать далее, однако геологи воспротивились и я выполнили 2 дня в поятояльцах, дегустируя стародедовскую продукцию. Представляя равно как Будулай нарезает сферы около дедушки, я, безусловно, мгновенно подозревал никудышное, однако уже после этого равно как дедушка позволил ему с лошадьми покопошиться и в целом согласно жилью постолярничать внимательность моя притупилась.

Когда я сошли, дедушка сопровождал нас в путь, утирая рыдания в таком случае единица с разлуки, в таком случае единица с веселья, то что я в конечном итоге-действительно сбросили, никак не препятствуя ему в один получать удовольствие семилитровкой.

Отдых абсолютно всем вышел в выгоду, в том числе и геологи равно как-в таком случае приободрились и стали острить. Абсолютно всем существовало хорошо и весело в душе, помимо цыгана. Будулай нахохлился и в том числе и солнышко скрывалось из-за тучи присутствие варианте его нахмуренного личности. В привале я полюбопытствовал фактором, уже никак не разлука единица с лошадьми таким образом сказалось в бойца.

Которые, нафиг, коня?! -выказал свое возмущение воин - у дедушки надо постелью воооот подобные время карманные в цепочке спадали, очищенное сребро.

Ахти твоя милость, мерзавец, закричать благим матом я - уже никак не желаешь единица твоя милость отметить, то что обворовал дедушки?

Отсутствует, с раскаянием горестно вздохнув выжал рома - никак не смог, некто ми их ранее презентовал.

Справка для тех, кто не знает — «баба» — в народе чугунная бандура для вбивания свай. Так вот, эта история произошла с одним геологом, в очередной экспедиции, в солнечном городе Инта под Воркутой.

Холод дикий, для согреву ясно что принимали, и вот после очередной порции, деду дают задание — отправить телеграмму следующего содержания: » Сломалась Баба. Срочно пришлите мастера.» Телеграфистка сразу нашедшая причину посылаемого бреда (дедино лекарство от холода), смело меняет текст на: » Заболела женщина. Срочно нужен доктор.»

P.S Пока все улаживалось деду дали выходной, кому он нужен — без Бабы?

Вертолет подлетает, зависает над ним. Мужику кричат, мол, где какая сторона. Мужик не слышит, так как винт шумит. Спускаются чуть ниже — мужик не слышит. Скидывают веревочную лестницу и делают знак залезть наверх.

Мужик залезает и уже заносит ногу, чтобы вскарабкаться в салон, как один из геологов видит, что тяжелый кирзовый сапог готовится раздавить какой-то супердорогой и необходимый прибор.

На вопли даже с близкого расстояния мужик не отреагировал, тогда было принято командирское решение и геолог дал мужику в морду, отчего тот свалился на мох с высоты метров пятнадцать.

Вертолет поднял лестницу и быстро смылся — не звать же этого мужика обратно. Не знаю, каким образом добрался вертолет на базу, но вот интересно, каковы были чувства охотника…

И тут слышим знакомый звук – стук молотка по камню. Минуем поворот – да, на обнажении работает геолог. Немолодой уже мужчина, лет эдак под пятьдесят. Что геолог – понятно сразу, на нем жуткого вида черная роба, которую в советское время выдавали геологам для полевых работ. (Мы подозревали, что такие же выдавались зэкам, только наши отличались нашивкой на рукаве – красный ромбик с изображением буровой вышки и надписью « Мингео ССР»).

А на мне – линялый сарафанчик и беленький платочек, на моем спутнике майка и драные шорты. В руках держу флягу, которая издали выглядит точь-в-точь как бидончик, только вместо ручки – ремешок, чтоб носить через плечо.

Незнакомый геолог оглядывается, замечает нас и начинает работать, как говорится, на публику. Отколет образец, рассмотрит внимательно, сощурится, нахмурится, отбросит в отвал, повторит опять все сначала. До нас доходит – он принимает нас за пастушка и пастушку, которые принесли ему попить молока и застыли, завороженные работой ученого человека.

Перемигнувшись с товарищем, подхожу ближе, состроив лицо как можно глупее и восторженнее. Геолог работает еще азартнее. Подхожу вплотную и так спокойненько спрашиваю:
- Коллега, неужели Вам удалось обнаружить фауну в грушкинской свите? Это же будет событие мирового значения!

(Фауна – отпечатки вымерших животных, грушкинская свита – так называемая немая толща, где никто и никогда этих самых отпечатков не находил).

Результат был сильным. У бедного геолога молоток выпал из рук, а челюсть упала на грудь. Он пытался отдышаться минут пять, после чего сказал:
- Ну, ребята, вы даете! Так разыграть! Я принял вас за местных, видел, что неподалеку пасутся коровы. И мы дружно еще полчаса хохотали.

А еще через полчаса мы сидели в лагере наших коллег, оказавшихся геологами из Москвы, и наш новый знакомый, смеясь, рассказывал всем эту историю. Вскоре обитатели обоих лагерей стали лучшими друзьями.

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

А вот был случай
Рассказы геолога
Виктор Музис

© Виктор Музис, 2017

ISBN 978-5-4483-8052-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НАЧАЛО… МОИ ПЕРВЫЕ…

Колыма. Плоские вершины сопок.

Это было на второй полевой сезон моей работы на Сибирской платформе по работам на кимберлиты.

До этого я работал на Колыме. Сначала от младшего до старшего техника у Шульгиной (был ее напарником), затем у Боброва (съемка 50 000 м-ба по золоту). Только после специального приказа по Министерству о переводе всех техников, имеющих высшее образование, в геологи, всех техников экспедиции перевели в геологи. Уже геологом поработал и в Верхоянье на флишоидных толщах (съемка 200 000 м-ба по олову).

Начало работы геологом было непростым… Многие ребята давно уже работали на съемке и были знакомы с методикой проведения этих работ. Я же у Шульгиной колотил фауну при составлении ею разрезов и занимался оформлением многочисленных образцов, отбираемых ею для различных анализов.

А нужен был навык геолога-съемщика, которого у меня не было, я только знакомился с ним, работая у Боброва. У него, до получения должности геолога, я работал техником, развозя горняков к местам работ, задавая и описывая горные выработки и промывая отобранный материал лотком.

Помню, решил как-то не просто воткнуть в готовый шурф сухую лесину корневищем кверху, положено было отмечать местоположение горных выработок на местности, а сделать как положено – срубить свежую лесину, вырубить Г-образную площадку у комля и подписать. Шарахнул по лесине топором, да неудачно. Бывает и «на старуху проруха!». Топор отскочил рикошетом и тюкнул меня чуть-чуть по ноге у щиколотки, сверху. Я поначалу и внимания не обратил. Потом чувствую, неудобно что-то ноге… Снял резиновый сапог, размотал покрасневшую портянку, а там… Обратно сапог одеть я уже не смог. Описывал шурфы прямо из вездехода, порода была суглинки четвертичные (т. н. Едомные), а горняки сами мерили размеренным шестом глубину и набирали песок на промывку.

Бобров вечером, выходя из маршрута, подошел к нам и крикнул мне издали:

– Виктор, иди сюда!

– Сам иди! – улыбаясь, крикнул я в ответ.

Немая сцена!.. «Вожатый удивился, вагон остановился!» Бобров подошел, я показал перевязанную ногу.

– Ну и как же ты теперь? – спросил он.

– Да горняки сами все сделают… – и продемонстрировал.

А в лагере Дима Израилович дал мне свой 47-й и я боле-мене ковылял. Нога только не держалась в ступне, а «шлепалась» сразу, не держась на пятке. В Москве Дима свел меня со знакомым хирургом, тот пощупал, приложил мой палец к ранке и сказал:

– Чувствуешь, сухожилие повреждено. Операция пустяковая, захочешь – сделаем.

Но я не решился. А где-то через год нога уже работала нормально.

А как-то, уже в сентябре, уже лег снег и ручьи покрылись тонкой коркой льда, мне поручили промыть несколько десятков пробных мешков мерзлого суглинка из шурфов. Как?

«Проявляй солдатскую смекалку! – сказал мне как-то отец. – Начальник не всегда должен думать за тебя…».

Мы загрузили вездеход, подвезли мешки к ручью, выгрузили их и он уехал за следующей «порцией». В напарники дали рабочего. Долго думать не пришлось: поставили две треноги, на них перекладину, развели под ней костер и подвесили на крючок ведро с водой. В ручье проломили лед, раскидали обломки-льдинки, я надел матерчатые перчатки, на них резиновые грубые, чтобы не колоть пальцы об щебень растирая суглинок, и, опуская мешок в ведро с кипятком, вываливали размякшую породу в лоток. А там уж дело привычное – растираешь суглинок, промываешь породу, освобождая ее от глиняных частиц и песка и сливаешь шлихи в шламовые матерчатые мешочки. Мешочки тут же сушишь у костра на камнях и пересыпаешь в маленькие крафт-пакетики. Всего-то и делов… Как говориться: – «Наливай, да пей!».

А первый свой маршрут и первые геологические точки я помню по сей день.

– Володя, – помню, крикнул я Боброву (начальнику колымской партии), встретившись с ним в первом самостоятельном маршруте. – Я ничего не понимаю!

Настолько все было задерновано и только вершины плоских сопок, стоило подняться выше 300-метровой горизонтали, были свободны от леса. А на склонах одна щебенка (дресва) в кочках мерзлотного вспучивания. Но, со временем, привык и даже в чем-то маленько стал разбираться.

Кочка мерзлотного пучения (выветривания)

Но, после двух лет (я попал на завершающие 2-года) работы (а всего на съемку листа отводилось 4-ре года), костяк партии был оставлен на издание, а остальных распределили по другим партиям и по разным регионам.

Меня определили в партию к Башлавину Дмитрию Константиновичу, работающему в Верхоянье с базой в Батагае.

Очень не хотелось расставаться с Колымой, с привычными базовыми поселками – Зырянкой и Лабуей (что ниже Средне-Колымска). Ведь я довольно долго работал там техником у Шульгиной Валентины Ивановны и даже осмелился называть ее Валей в последние годы работы с ней. А какая там была охота! А какая рыбалка! Как я полюбил эти места!

Стоя как-то в кассу за зарплатой в последние дни работы у Боброва и перекидываясь шуточками со знакомыми и приятелями, на вопрос одного знакомого (приятеля моего отца):

– Ну, и куда тебя?..

– Да к какому-то Башлавину! – машинально ответил я.

Знакомый что-то хмыкнул в ответ. Но каково же было мое изумление, когда я в первый раз приехал в назначенную партию, ведь это и был сам Башлавин, которого я звал «дядя Дима» при встречах у отца, но фамилией и не интересовался, зачем мне это надо было. Но в партии это был, конечно, только Дмитрий Константинович. Ну, Константиныч, и то только после года работы с ним.

Так вот! Взглянув на топографическую основу карт, я увидел сплошной коричневый цвет и все в сплошных сближенных завитушках рельефа – горный район… Как же здесь ходить в маршруты? А флишоидные толщи – я помню их еще по Крымской практике – сплошное чередование песчаников и алевролитов и все сжато и перемято в сплошные складки… А как в них разобраться?

– Ничего, – ободрил меня Десятерик (геолог соседней партии). – За пару лет привыкнешь, разберешься.

Действительно, за пару лет как-то маленько привык, разобрался. И к проходимости, и к флишу…

А какова баранина на вкус! Я сразу почувствовал разницу после оленины и сохатины.

Проводы Осташкина. Речка Улах-Муна.

И как мне понравились эти места!

Но дело опять не в этом!

После окончания 4-летних работ на отведенном «листе», начальник партии и старший геолог остались на его издании, а нас, геологов и техников, как обычно, распределили в другие партии.

Так я попал в партию Осташкина Игоря Михайловича на работы в совершенно новый для себя регион Сибирской платформы левобережья реки Лены. Там уже работали две партии – Сибирцева (база в пос. Жиганск) и Шахотько (база в пос. Оленек).

В новой для меня партии были три старших геолога (женщины) и техник, но в поле они не выезжали, кто по семейным обстоятельствам (?), кто по здоровью. И Осташкину, видимо, понадобился молодой, но опытный геолог, которого можно было бы посылать в командировки в местные территориальные геологические организации (в Нюрбу и Мирный) и использовать самостоятельным отрядом на полевых работах.

В первый полевой сезон Осташкин хотел проверить метод укрупненного шлихового опробования (УШО) в районе одного из кимберлитовых полей, взяв его за эталон, и заверить там как можно больше фотоаномалий, чтобы проверить кое-какую статистику.

Я вылетел в поле первым. Залетел в Нюрбу на неделю по командировке и вылетел в Жиганск. Очень мне понравилась в Нюрбе гостиница для геологов (домик для приезжих) – чистенько и уютно.

Гостиница

Прилетев в Жиганск, я расположился в комнате с ребятами из партии Сибирцева, получил со склада снаряжение и продукты и стал ждать Осташкина. А в Батагай, привычный мне Батагай, где была администрация экспедиции, я, неожиданно для самого себя, дал такую радиограмму:

«К полученному в Жиганске для партии Осташкина И. М. прошу прислать следующее:

1. Лодки резиновые ЛАС-500 – 2 шт.;

2. Консервы тушенка говяжья (страшный дефицит) – 2 ящика;

3. Молоко сгущенка (дефицит) – 1 ящик;

4. Лотки деревянные большие – 2 шт (страшный дефицит);

5. Сковороды чугунные большие (дефицит) – 2 шт.;

…и еще кое-что из посуды. И подписал – Музис В. А.»

Прямого сообщения между Батагаем и Жиганском не было и радиограмму я дал скорее для очистки совести, так, на всякий случай. Но «там» видно так удивились моей наглости, что… дали все, что я просил. Может меня с отцом перепутали и на инициалы не обратили внимания. Не знаю. А может быть фамилия Осташкин свое дело сделала – он прилетел из Африки и работал первый полевой сезон начальником партии. Да и с главным геологом экспедиции он был на ты… Не знаю.

«Пчелка» – АН-14

Как-то неожиданно прилетела «Пчелка» спецрейсом из Батагая, заказанная, видимо, Сибрцевым и Петров, сопровождающий, сказал мне: – Там твоя заявка. Тут уж пришла пора удивляться мне самому… Как все удачно совпало.

Присланы были два огромных фанерных ящика с 500-ками (заводская упаковка), и консервы, и сковороды (чему я особенно порадовался), и кастрюльки.

Скоро прилетел Осташкин и мы вылетели к месту полевых работ. На этом участке был оставленный геологами-разведчиками Амакинской экспедиции геологический поселок. Оставлен был в связи с окончанием работ.

Мы выбрали для жилья большую избу с двумя комнатами (по 30 кв. м.), прихожей и кладовкой. Это была изба то ли администрации, то ли камеральная. В первые же дни мы застеклили поврежденные окна из найденного целого блока оконного стекла (я поразил Осташкина, достав из своих запасов стеклорез), починили крышу найденным рубероидом, сколотили нары и я даже притащил из одной избушки самодельное, но искусно сделанное, кресло-качалку.

Вертолет МИ-4.

Полазив с ним по отвалам всех ранее выявленных кимберлитовых тел этого поля, а они располагались довольно компактно, отобрав образцы пород и прошлиховав нижние части склонов и ручьев, он, убедившись что я хорошо ориентируюсь по аэрофотоснимкам, оставил меня заверить полсотни выделенных фотоаномалий, а сам сплавился вниз по реке до реки Тюнг, где базировалась партия Сибирцева.

Интересна конструкция его сплавного сооружения: катамаран из двух 500-к он поставил на плот из сухих досок, к которому приделал четыре полоза-салазки (как санки). Понтоны жестко прикрепил к плоту. Таким образом увеличилась загрузка лодок, а их днища были надежно защищены от порезов на перекатах. Сооружение, конечно, довольно тяжелое и не очень хорошее для мелких рек с перекатами, но довольно остойчивое и удобное для рек с глубокими плесами.

Проводы… Река Муна

Мы помогли им сплавиться по Улах-Муне, протащив их «сооружение» до ее устья (километров 10-12), а дальше по Муне они сплавлялись вдвоем. Рабочим у него был Саша Арефьев – инженер-электронщик и страстный охотник и любитель-рыболов. Саша сделал и подарил мне искусно сделанный из напильника нож с витой деревянной ручкой в деревянных ножнах, стянутых медными кольцами из гильз. Это был один из самых удобных моих ножей, помимо двух немецких штыков и перочинных ножей. Перочинные ножи с усиками для вытаскивания гильз из ружья я почему-то все время терял. А Сашин нож впоследствии потерял Валера Истомин, когда я забыл нож в базовом поселке, а Валера взял его и пользовался весь сезон. Ему он тоже понравился. Но в одном из маршрутов нож выскочил из ножен, а Валера этого не заметил. Одни ножны остались. Мне было очень жаль этой потери.

А одним из перочинных я спокойно и с легкостью разделал застреленного горного барана (в Верхоянье) – вот что значит навык. Я был выше небольшого стада, которое потихоньку продвигалось вверх. Я залег за гривкой водораздела и когда показался первый, выцелил его и выстрелил. Скатившись по снежнику, он оставил на нем целую красную полосу, но когда я его разделывал, то никак не мог найти входного отверстия. Ни входного, ни выходного! А пуля из карабина вошла, оказывается, точно в ухо.

На весь сезон я был обеспечен продуктами, снабжен рацией РПМС времен Великой Отечественной и тремя рабочими.

В оставленном поселке геологов

Так осуществилась моя давнишняя мечта – пожить в избе, где в жаркую погоду прохладно, где нет комаров, а в непогоду тепло от печки-буржуйки. Сидишь у печки в кресле, качаешься, а за окошком дождик по стеклам или снежинки хлопьями… Спидола играет… Лепота!

Ну вот, теперь, когда вступление закончено, можно перейти к делу!

Я впервые работал самостоятельно и это мне нравилось. Каждый день, за исключением дождливых, мы лазили на склоны, выходили на аномальные участки, хорошо определяемые на склоне сгущением кустарника ольхи и тальника (высотой до 1.5-2 м), копали в нижней части участков сгущения кустарников закопушки до мерзлоты (см 40-60) и набирали в пробные брезентовые мешки выбранный элювий. Затем спускались к речке и промывали породу лотками.

Немецкий штык-нож. Ручку вырезал Коля Твердунов.

Вечерком я выходил на речку со стереоскопической пластиковой 3-х метровой удочкой и на «мушку» нахлыстом на небольшой тройничок (с пучком кудрей, подвитых зажженой спичкой до кудрявости), ловил небольших хариусов. Для крупной рыбы здесь было слишком мелко. Куропатку можно было подстрелить прямо меж домиков – если тихонько идти, они выдавали себя тревожным гортанным гульканьем.

Отработав участок, мы загрузили 500-ку продуктами, спальниками и личными вещами и перебрались на несколько километров выше по речке (как «Бурлаки на Волге»). Здесь тоже были домики и бывшая обогатительная фабрика, построенная для оценки перспектив выявленных кимберлитовых тел на алмазы.

Далеко ходить не надо.

Выбрав наиболее приличный домик, накрыли крышу ярко-зеленым толстым брезентом, а чтобы не рвать его, выводя трубу буржуйки через крышу, вывели ее на чердак, а по нему металлическими коробами, разбросанными на фабрике, к не заколоченным фронтонам, и продолжили свою работу.

Забегая вперед, могу рассказать забавный случай с Колей Твердуновым, который на следующий год оказался на этом участке и поселился в этом же домике.

– Поселились, – рассказывал он, – затопили печку и я вышел из избушки полюбоваться речкой и окрестностями. Стою, оглядываю окрестности, фабрику, мимоходом глянул на крышу избушки… И оторопел! Печка топится, а ни трубы, ни дыма нет. Я бросился в избу… Печка спокойно гудит… Все хорошо… Что за чертовщина?! Полез на чердак, все понял и успокоился.

Надо добавить, что у Коли был какой-то трагический случай, связанный с угаром от печки с кем-то из его родственников, поэтому к этим делам он относился очень болезненно и осторожно.

День Конституции. Коля Твердунов (слева) и я. Сентябрь.

Что-то я никак не доберусь до основной части своего рассказа. А она произошла на второй мой полевой сезон работы по кимберлитовым телам. Но первый определил и второй. Не было бы результатов по первому, не было бы такого интересного второго. Как без начала не бывает и конца…

Поскольку незначительное количество минералов-спутников можно было принять за некую зараженность ими от уже выявленных кимберлитовых тел выше по склонам (а одна из них, располагаясь на самой поверхности сопки, давала широкий шлейф зараженности вниз и в стороны по склонам, этакой треугольник), что я отрабатывал участок, можно сказать, машинально, надеясь больше на результаты минералогического анализа. Шлихи на минанализ я отсылал относительно регулярно, ко мне оказией залетал вертолет из Жиганска и привозил свежие батареи (у меня было что-то с питанием для рации – я превосходно слышал всех, а меня только в партии Шахотько и то слабо) и даже как-то залетел сам Осташкин, озабоченный плохой связью со мной, и привез новую рацию.

Василий Георгиевич, радист базы в Жиганске, взрослый здоровенный мужчина, бывший моряк (с которым я был на ты), осмотрев привезенную от меня рацию, перекрывая басом все станции в эфире, сообщил мне:

– Витя, что ты там мудришь, рация прекрасно работает!

Он вообще относился ко мне всегда дружелюбно и даже еще когда я работал в отряде с Шульгиной на Колыме и связь в отряде была на мне, он прощал мне, видимо, по моей молодости и уважению к моему отцу, некоторую вольность в эфире, когда я передавал: – РСГВ! РСГВ! Здесь РЖ знак Музис-младший (вместо положенного РЖ Знак М). А вообще он был очень строг в эфире. Но это отдельная история.

Я и сам догадывался, что дело не в рации, но, когда понял в чем дело, уже и сезон подходил к концу. Как говорится: «Дело было не в бобине…».

Так вот, шлихи я отправлял в Жиганск, а минлаборатория была в Москве, а Москва была далеко и я прекрасно сознавал, что результаты получу только по окончании полевого сезона. Но то, что работы на нашем участке будут продолжены, я не сомневался.

Мы отработали и второй участок. Устроили баню в одном из домиков, а поскольку комнаты были большие, а окна разбиты, заделали все как могли и поставили две печки-буржуйки. Получилось и тепло и свободно.

Изба под баню.

Можно еще рассказать, в чем мы выпекали хлеб. Очень просто. На обоих участках (поселках) предшественниками были смонтированы две железные бочки, положенные горизонтально и засыпанные сверху и по бокам галькой и песком, также засыпано почти на половину и днище. Дверца – просто вырубленное топором в торце квадратное отверстие. Два часа протопки, угли выгребались, на лопате засовывались формы с тестом, этой же заслонкой вырубленное окошко заслонялось и присыпалось выбранными углями. На трубу клалась обычно влажная брезентовая рукавица и плоский камень-плитка. Минут сорок ожидания – и достаешь испеченные буханки – вкуснейший хлеб. Особенно в почете были корочки-горбушки. В маршрутах тем о обедали – чай и хлеб с сахаром. Это потом уже, когда нам стали поставлять колбасный фарш и «Завтрак туриста» в банках (вместо тушенки) и достаточно сгущенки, мы брали с собой на обед по банке фарша или сгущенки на троих-четверых.

Хлебная печка. Вид сбоку.

С живностью было не ахти, хариуса мало, но на участке с фабрикой было небольшое озерцо и, найдя на берегу две покореженные «морды» из металлической сетки, я выправил их, привязал веревку и закинул в воду. Вечерком проверил – полно мелкой рыбешки, отдельные до 5 см. Нашел здесь же какой-то старый чайник, вывалил в него рыбешку и с полным чайником рыбешки вернулся к домику. Мелочь даже потрошить не стали, завернули в марлю и сварили ушицу, а крупных выпотрошили и даже пожарили.

Зайченок

К середине августа подросли и зайчата, мы не трогали их до осени, а уж когда их стало не отличить от родителей, я аккуратненько открывал форточку и щелкал по одному из мелкашки. Бывает делал засидку на верхнем этаже фабрики, вечером они вылезали из норы и резвились среди кустиков и всякого железного хлама. Они побелели и хорошо были различимы даже в сумерки на фоне желто-красного кустарника карликовой березки и зеленоватого мха.

Можно еще рассказать о «гостях», которые посещали этот «эталонный» участок. Первыми высадились «мирнинцы» – небольшой отряд из трех молодых парней (геолога, радиста и рабочего) высадился у фабрики, а затем сплавился к основному поселку. Мы встретили их радушно, как положено на Севере. Поселились они в соседней с нашей большой комнате. Радист влез на крышу и воткнул в угол шест для антены, при этом просто-напросто пробил рубероид, чем поразил меня своей «простотой». И конечно, когда пошел дождь, через крышу протекло на чердак, а с него в нашу комнату. Пришлось лезть и чинить. Поэтому и проводил я их с легким сердцем – храни нас бог от таких бесшабашных дураков.

Ремонт крыши

Вторыми гостями был отряд Шахотькинцев, которые проехали мимо нас на нижний участок и обратно на вездеходе, «прибрав к рукам» несколько наших форм для выпечки хлеба, лежащих на улице возле «хлебной» бочки. «Мы сначала взяли, а потом подумали, а вдруг это ваши…» – сказали они, когда застали нас на обратном пути. Я отдал им эти формы, т.к. у меня был запас, но подумал: – «Оказывается безшабашное дурачье встречается не только среди мирнинцев». И еще мне было как-то неприятно, что они подстрелили прямо у нас на глазах одного из зайчат, которых мы выпасали и не трогали до осени.

Третьими был отряд из трех амакинских геологов во главе с Беликом, старейшиной Амакинки, о котором я много слышал от наших старших геологов, которые были хорошо знакомы со многими геологами Амакинки. Были с ним и две его собаки, молодой, очень резвый кобель и старенький легендарный Тюха, верный спутник Белика во всех его походах, о котором я тоже был наслышан и вот теперь увидел. Его именем он даже назвал одну из открытых им кимберлитовых трубок.

Белик тоже высадился здесь по каким-то своим делам и, закончив их, предложил мне:

– Пойдем с нами до устья.

И я с удовольствием пошел. Одним из его спутников была молодая девушка Ирина, с именем которой у меня был связан целый эпизод впоследствии, когда я заверял небольшой перспективный участочек на речке Укукит. Отобрав сверху вниз с десяток мешков с элювием склонов с шагом по 50 м, промыл его и установил, где изобилие спутников резко обрывается. На следующий день, захватив треногу с магнитометром, мы полезли на склон с твердым намерением открыть кимберлитовую трубку. Выйдя на намеченную точку, я заметил какое-то светлое пятно на лиственнице. Это был затес, на котором было написано: «Трубка ИРИНА открыта». Год и подпись – «Белик». Это был год нашей встречи на Улах-Муне. Мне было обидно.

И еще. Дойдя с ними до устья, мы поужинали, они стали ставить палатку, а я «отошел оглядывать окрестности озер» рядышком. Подстрелил там двух ондатр и, придя к палатке, подвесил тушки на лиственницу где-то на уровне головы. Забравшись в палатку, тоже улегся – у меня был спальник-пуховик. Как я был наивен! Наутро на месте тушек я обнаружил возле лиственницы лишь кусочек требухи, и ту на моих глазах «подобрал» старенький Тюха. Молодой пес просто встал на задние лапы и сдернул тушки с дерева.

«Вот так похвастался», – подумал я. А Белик сказал:

– Ондатра для собаки как лакомство.

Тоже было обидно. Но винить некого, сам виноват.

Закончив работы на верхнем участке, мы загрузились в 500-тку, сплавились на наш первый лагерь и стали ждать эвакуации. Дело это не быстрое, вертолет то занят, то «на форме», то на спецзадании или санрейсе… Здесь мы встретили и первый снег в начале сентября.

Я, правда, успел сходить к тем двум озерцам в устье и добыть нескольких ондатр. Так что на шапку хватило. Но особенно запомнилась ночевка в избушке с большой щелью между потолком и стенкой. Я затапливал большую печку (видимо хлебную), засыпанную галечником, запихивал ее дровами, долго ли нарубить, и шел в сумерках на озера. По темноте возвращался, клал на прогретую печку какой-то деревянный щит, дремал в тепле, поглядывая на звезды, а с рассветом шел опять на озера. На каждом озерке оказалось по выводку, уже подросшему.

Эвакуация

Итак, мы спокойно подсобрали снаряжение, просушили и свернули 500-тку, заколотили ящики с образцами. Всю посуду и ведра сложили в большой фанерный ящик от лодки, снесли все на вертолетную площадку и прикрыли брезентом, придавив его теми же ящиками и лодкой. Оставили только личные вещи, рацию, спальники, кастрюлю и чайник…

Когда прилетел вертолет, мы загрузились и вылетели в Жиганск. Так прошел мой первый полевой сезон на речке Улах-Муна на участке Верхне-Мунского кимберлитового поля.

Самые прекрасные воспоминания, прекрасный сезон, прекрасные дни…

Но это не конец рассказа, это только вступление ко второму сезону!

В Москве мы готовили материалы о проделанной работе и составлению альбомов дешифрируемости кимберлитовых тел. А их всего на Сибирской платформе было выявлено около 300 «штук». Пока получалось, что дешифрируются на аэроснимках около 15%.

– Где же твоя хваленая статистика? – сказал как-то Осташкин. – Что же ты ни одной не нашел?

Что я мог сказать? Не говорить же мне ему, что за будничностью работы и малому навыку по кимберлитам я просто механически делал намеченную работу и надеялся только на минанализ лаборатории.

Леша Тимофеев

Постепенно приходили результаты из лаборатории и вот, как-то, нам передали очередную ведомость. В основном пробы были пустые или говорили о слабом заражении, но одна проба меня поразила: она содержала минералы оливина, пикроильменита и, главное, много анкилита – не количество зерен, а процентное содержание! Много – процентов 5 (если не15). Сейчас уже точно и не помню…

Что за анкилит? С чем его едят? Мне было неудобно расспрашивать об этом в своей партии, показывая свою некомпетентность, и, перед тем как заглянуть в учебник, я пошел для консультации в партию Сибирцева, к Леше Тимофееву, моему коллеге, моему живому ходячему справочнику по всем возникающим вопросам.

Он сразу сказал, что это минерал ультраосновных пород из группы редкоземельных и в незначительных количествах встречается в кимберлитах. Я покопался в умных книжках и понял, что встреченный набор минералов присущ разным породам, но вместе они могли содержаться только в кимберлите. И я показал результат анализа Осташкину – работает ведь статистика! Хоть одна фотоаномалия, но подтвердилась. Дешифрировалось это место ни пятном на аэрофотоснимке, ни темным шлейфом, а как разрыв структурного уступа. Вот идет уступчик по склону… и как проглотил кто-то из него кусочек…

Разрыв уступа

– На будущий сезон заверим, – сказал Игорь Михайлович. Ему передали практически весь состав партии Сибирцева и он планировал на «нашем» участке дальнейшие работы с использованием воздушной и наземной магнитометрии, попутной металлометрии по профилям наземной магнитки, горными работами (вручную, без взрывчатки) и проведением УШО по некоторым участкам выделенной нам территории.

Я наметил себе на полевой сезон крупный протяженный ручей, приток р. Укукит, по которому в большую воду можно было попробовать сплавиться на резиновых понтонах 500-ках. В приустьевых частях притоков самого ручья надо было провести УШО; навестить трубку «Обнаженная», вскрывающуюся скальным выходом по правому склону в обрыве на речке недалеко от устья ручья и заверить несколько фотоаномалий, выделяющихся не снимках темными пятнами с четкими или расплывчатыми контурами.

И вот, залетев на неделю в Нюрбу, я вновь в Жиганске, базовом поселке экспедиции. Арендуемых домов было не так уж много и мы размещались тесно, но дружно и весело. Партия была молодая, дружная и веселая, основные полевики были недавние выпускники геологического института или техникума. Мы все время подтрунивали друг над другом…

Так, поработав в Верхоянье с Башлавиным, я научился у него предусмотрительности и старался с тех пор предвидеть по возможности все, с чем можно столкнуться при проведении полевых работ. А некоторые высказывания Дмитрия Константиновича я использовал как поговорки-инструкции, чем веселил ребят и даже хмурого Осташкина.

Помню, как-то, замучавшись ждать обещаемого каждый день вертолета, Башлавин сказал: – Погоду надо ломать! Выезжаем! – И мы, сняв лагерь и загрузив вездеход, выехали в моросящую сырость к новому месту лагеря… Вертолет догнал нас через час после выезда…

– Погоду надо ломать! – улыбаясь, стали часто говорить мы, не трогаясь с места.

Или еще – Башлавин был страстный охотник, во всяком случае любил это дело. Выбирал себе самые дальние маршруты, чтобы возможность встретить оленя или барана была наиболее вероятна и винтовка у него была, а не карабин, чтобы бить на более дальние расстояния. И стрелял он, посылая пулю за пулей, учитывая упреждение. И ведь попадал… За 300, 400, 500 метров, да ведь часто еще и вдогонку. И рабочих брал двоих, чтобы легче донести добычу до лагеря. И, кстати, он был нашим основным кормильцем.

А, возвращаясь в лагерь, как-то на вопрос Ивана Раскосова, нашего радиста (из старой гвардии), встречавшего приходящих из маршрута, стоя у костра и облокотившись на слегу тагана: – Ну, как там, Дим, что там?.. – Башлавин стал рассказывать, как он встретил барана, как стрелял, но тот ушел и говорил, что видел кровь на камушке… Иван поддакивал, качал сокрушенно головой, а когда Константиныч пошел к своей палатке, сказал вслед ему улыбаясь и явно подтрунивая: – Охотник «хренов»…

С тех по выражения – «Охотник хренов» и «была кровь на камушке» стали тоже нашими, часто повторяемыми выражениями.

Горные бараны

Мне же как-то везло встречать живность недалеко от лагеря. То куропатку подстрелишь, то утку, а как-то, вернувшись из маршрута, я заметил двух баранов, пасущихся на склоне сопки прямо возле лагеря. Я подкрался поближе и выстрелил из малокалиберки (карабина в этот сезон мне не успели переслать из Зырянки – он был там на хранении в УВД). Я почувствовал, что попал, выстрелил еще, выпустив обойму (звук выстрела из мелкашки это не грохот из карабина) и почему-то у меня кончились патроны. Обычно у меня был приличный запас. Мы занорились в палатку и наблюдали, как один пасся, негромкое щелканье пулек о щебенку его не особенно беспокоило, а второй тревожно озирался, не пытаясь уйти. Потихоньку они передвигались вверх по склону к вершине. Мы ждали Башлавина и, когда он пришел, бросились к нему:

– Константиныч! Бараны! Один ранен! Добей! – Башлавин, что-то ворча, осторожно подкрался к подножию сопки и выстрелил в раненого. Тот упал, а второй подпрыгнул и скрылся за сопкой. Осматривая добычу, Башлавин сказал мне:

– Ты перебил ему коленный сустав и ему было трудно передвигаться. Это взрослый баран. Если бы ты ранил молодого, то старый ушел бы и увел молодого за собой.

Сохранение мяса обветриванием

Хранили мы мясо по разному: у Шульгиной засаливали в фанерные бочки из под сухой картошки или в молочных флягах, ставя их на мерзлоту; у Башлавина складывали в большой брезентовый баульный мешок и, привязав веревкой, бросали в ручей на глубокое, но проточное место; у Осташкина – подвешивая на слеге в тени на ветерке.

А в Жиганске меня, например, поразил хозяйственник партии. Я привык, что любую вещь, нужную тебе из снаряжения или продуктов, нужно было буквально выпрашивать. Помню, Дыканюк Женя в паре с Володей Антоновым, шутя, но с серьезным деловым видом, приходя с заявкой на канцелярию, спрашивали кладовщицу:

– Ковши экскаваторные есть?..

– Нет! – Тут же, даже не задумываясь и без тени улыбки, серьезно отвечала та.

– А замки замочные?..

А здесь, Лачевский, крупный, пожилой, седовласый, необычайно спокойный мужчина, просто сказал мне: – Пойдем посмотрим… – Мы пошли на склад и я получил то, что просил.

Я и Лачевский на берегу Лены. Жиганск.

На выбранный для работ участок я вылетел в паре с Лешей Жадобиным, немолодым, но крепким напарником-радистом (старой гвардии) и рацией РППС с двойным комплектом батарей, двумя понтонами 500-ми, снаряжением и продуктами на пол сезона. И, хотя нас было всего двое, вещей набралось прилично. Вертолет высадил нас на небольшой песчано-галечной косичке. Мы выбрали рядышком, но повыше ровную площадку и поставили палатку.

Внимание! Это ознакомительный фрагмент книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента ООО "ЛитРес".

Сборник смешных историй подготовлен: 16.11.2014 г.

Учился на географическом факультете мгу, на одной из лекций по геологии нам лектор рассказал историю из его практики, когда они со студентами в Сатино ездили на лето.
Далее рассказ от лица лектора:
"По собственному опыту знаю, что неожиданная, хотя и прогнозируемая, встреча с медведем вызывает такой страх, что способность мыслить логически и совершать обдуманные поступки куда-то исчезает.
Итак, геолог и рабочий идут по узкой тропе. Неожиданно за поворотом сталкиваются нос к носу с медведем. Бежать поздно. Геолог выхватывает пистолет (кстати, оружие выдается не для защиты от зверей, а "для охраны спец.части" - "секретных" топографических карт). Бах, бах, бах!
Медведь недоуменно смотрит, поворачивается и уходит. Геолог, переведя дух, осматривает место сражения. Но ни капли крови на земле нет.
Геолог поворачивается к рабочему:
- Слушай, не мог же я с трех метров промазать?
Рабочий (саркастически):
- Стрелял бы - не промазал. А ты выхватил пистолет и кричал: "Бах! Бах! Бах!"

***

Рассказал мне эту историю отец, который был её реальным свидетелем. Дело было в конце 80-х годов. Расцвет застоя. Мой отец работал тогда на металлургическом предприятии. Работа у них происходила в 3 смены. 1 смена начиналась в районе 6-7 часов утра и чтобы быть во время на работе моему отцу приходилось вставать в 5 часов утра и идти на первый рейсовый автобус. Собственно говоря, об этом и история. Надо сказать, что первый рейсовый автобус во времена застоя несколько отличался от остальных. Отличался он тем, что "лишнего" народа там не было. Только работяги, торопящиеся на предприятия на 1 смену. Всё это длилось не один год, и поэтому устоялись свои традиции. Все друг друга знают. Никакой толкотни. Все зашли, сели на свои места как по билетам и едут себе. Лишь когда никогда находились "нарушители" этого пейзажа застоя в виде торопящихся на вокзал отъезжающих или жаждущих попасть на центральный городской рынок пораньше.
Вот в один прекрасный день заходит в такой автобус дама бальзаковского возраста с кошёлками на перевес.
Остаётся загадкой, куда она торопилась в такую рань, впрочем, для нашей истории это не имеет никакого отношения... Заходит она значит в автобус. Свободных мест естественно нет и она, опрокинув кошёлки на пол демонстративно произносит:
-Фууухх
Автобус ноль эмоций. Дама повторяет попытку. На весь автобус раздаётся громогласное:
-Фуууххх
Желающих ехать на работу стоя и вкалывать у станка целую смену не находится.
Тогда дама делая полностью отрешённый взгляд в окно произносит на весь автобус:
-Джентельменов нет!
Первым на зов откликнулся грузинчик, сидевший буквально в метре от дамы. Он произнёс фразу, которая взорвала полудремавший автобус:
-Мадам! Джэнтэлмэны эсть! Мэст нэту!
После этого в автобусе появилось много вакантных мест. Пол автобуса просто лежало на полу.

***

Пассажирский самолёт, занявший было исполнительный старт, медленно возвращается на стоянку, пассажиры час сидят в салоне, после чего самолёт снова запускает двигатели и начинает выруливать на полосу. Один из пассажиров - бортпроводнику:
- В чём была причина задержки?
- Видите ли, пилот был обеспокоен посторонним шумом в двигателе...
- И?
- Пришлось подождать, пока найдут другого пилота...

***

Звонит студент оператору пейджинговой компании (девушке с прекрасным голосом), сказал номер абонента и говорит текст:

Оператор:
- Это все?
- Да, продиктуйте, пожалуйста.
Оператор:
- Я, сейчас сижу в прекрасном нижнем белье. Оно такое белое и кружевное. Я немножко припотела, и сижу в ожидании тебя, как я хочу тебя! Я плавно снимаю свой лифчик, бросаю его в сторону, теперь я снимаю трусики, они упали на пол. Теперь я хочу, чтоб ты обнял меня, аааа, я want уou, давай!
Студент:
- Аааа-а-а-а, можете не отправлять…